Середина 19 века в России являет собой период возникновения и развития множества политических, философских и религиозных течений. А.К.Толстой смотрел на все это с любопытством, но всегда отстоял от них в стороне. «Всех станов не боец, но только гость случайный». Так коротко он характеризовал свою позицию. А «бойцы всех станов», ближе познакомившись с А.К.Толстым, почему-то быстро становились на позицию неприятия, и даже ненависти к личности Толстого. Почему? Понять это не сложно.

В одном из своих полушуточных стихотворений А.К.Толстой описывает, как попал на собрание каких-то «народников», и они стали у него выпытывать «уважает ли он мужика». На что Толстой, необычной для этого утонченного и изысканного поэта несколько примитивной, но точной рифмой ответил:

«Есть мужик, и Мужик. И если он не пропьет урожаю

То я того мужика уважаю.»

«Мужик» для народников — кормилец страны, незаслуженно этой страной эксплуатируемый. И это правда. Но это дискурс. Их «мужик» — абстрагированный символ — паттерн, кирпичик дискурсивной логики, наделенный какими-то логически обобщенными, а то и надуманными свойствами. «Мужик» для Толстого — образ из его личного опыта, реальный персонаж нарративного анализа. Принадлежащий к определенному социальному слою, но очень разный. Как достойный уважения, так и не достойный. И это тоже, правда. А где истина? А истина где-то между ними.

Из этого примера также становится понятной и причина взаимного отторжения носителей дискурсного и нарративного мышления, отторжения, доходящего до личной ненависти. Получается, что эти народники для Толстого — странные люди, обсуждающие какую-то непонятную абстрактную фикцию. А народники? Для них возражение Толстого — удар. Удар в самый центр их мировоззрения, в их основной символ, ключевой паттерн. Удар ниже пояса и откуда-то сбоку, на который, с позиции их дискурсной логики, нечем возразить. После такого удара они сами себя на пару секунд почувствовали идиотами. А потом совершенно естественно у них наступило отторжение, и даже ненависть  к личности А.К.Толстого.

А как же к антагоничности дискурсного и нарративного мышления относится наука? Та, которая должна знать об этом все. Психология… Очень просто – не замечает. Для классической, официальной психологии все люди одинаковы как кирпичи из одной партии, и потому не подлежат никакой классификации. Неофициальная же психология предполагает, среди людей экстравертов и интровертов. По моим наблюдениям экстраверты как раз и представляют собой носителей преимущественно нарративного мышления. А интроверты соответственно – дискурсного. Но это мое мнение никак не может быть подтверждено или доказано. Это нарратив.

А культура? В истории культуры этот антагонизм с разных сторон рассматривался многими. Ведь по своей сути даже конфликт Гамлета – положение носителя нарратива в среде дискурса. Примеров можно привести множество. Но только из источников, написанных до конца 19 века. Далее, примерно до 70-х годов 20 века, в произведениях мастеров пера еще можно было обнаружить следы противостояния «физиков» и «лириков» — так в то время именовались носители дискурса и нарратива. Потом и эти следы исчезли. Потому, как к концу 20 века во всех развитых странах мира, в том числе и в России (хоть тут мы не отстали) глобальное отторжение состоялось. Дискурс победил. Нарратив был загнан на самое дно социальной лестницы. Говорить о нем более стало нечего.

Так как же та Великая Победа состоялась, и к чему привела? Например – в России.

Ни нарративное, ни дискурсное мышление не являются идеальными инструментами познания. Только взаимодействие, и даже взаимодействие в противостоянии нарратива и дискурса обеспечивают гармоничное развитие общества.

Нарративное познание стремится к обогащению опыта сзаимодействия с окружающим миром, к своему гармоничному сосуществованию с ним, а потому всегда находится с окружающим миром в контакте, и к тому контакту стремится. Внутренняя его гармония всецело зависит от гармонии внешней и потому предметом анализа не является. Социум у людей нарративного мышления – их общая окружающая среда. Жизнь социума основана на взаимном доверии между его членами, потому ложь между ними практически исключена. Каждое, даже незначительное корыстное проявление обмана, лжи резко осуждается и карается. Доверие основывается на общем жизненном опыте и не требует доказательств. Потому решения принимаются директивные, внешне логически не обоснованные, но легитимные и, в основном, верные. Это не случайно — опыт, в отличие от моделей дискурсного синтеза, всегда объективен, потому в естественной, природной среде чувствует себя уверенно. Однако он всегда привязан к конкретным условиям, к месту, и обращен назад во времени, потому в любой новой, нестандартной ситуации опыт чувствует себя неуверенно, и совершенно новых, авантюрных ситуаций старается избегать. Любые изменения старого и привычного на новое и незнакомое встречается им с отторжением.

Дискурсное познание, синтезируя картину окружающего мира изначально стремиться обогатить себя абстрагированными его символами (паттернами). Выбрав для себя систему таких символов и синтезировав на их основе картину окружающего мира, носитель дискурсного мышления приходит к пониманию, что реальный мир «не идеален», чувствует себя в нем не уверенно и потому стремиться от него отстраниться. С этого момента окружающий мир, по большому счету, перестает его интересовать. Большой социум людей дискурсного мышления разбивается на множество мелких. Эти мелкие социумы объединяют именно общие системы абстрагированных паттерн, символов. Мелкие социумы собираются в тесные коллективы, которые стремятся отгородиться от окружающего мира «забором», и на отгороженной территории обустроить свой соответствующий их идеалам мир, все в нем систематизировав и разложив по полочкам. Однако мир, построенный на основе абстракций не может быть идеальным. В таком мире начинает процветать недоверие и ложь, а в противовес тому всемерное развитие систем «уличения» и «доказывания», в самом своем совершенном виде представляющих собой контролирующие и бюрократические аппараты. Так, как любой контроль существует для того, чтобы «уличать исполнителей во лжи», а любой бюрократ – что бы собирать и подшивать «доказательства обоснованности решений». Однако только носитель дискурсного мышления может являться носителем любых авантюрных и новаторских идей и планов. То есть именно он может стать детонатором любого новаторства и прогресса.

России повезло. Более того — ей повезло дважды. К середине 19 века ей досталась большая, богатая природными ресурсами территория и народ, представляющий из себя распределенную по всем социальным слоям горючую смесь носителей как нарративного, так и дискурсного мышления. Эта энергия представляла собой громадный потенциал, но вот правильно, по умному распорядиться этим потенциалом, направить горение в нужное русло оказалось некому. Громадные исторические запасы нарративного социума были сконцентрированы в нарративных, и потому «архаичных» и «неспособных к развитию» крестьянских общинах. Образующие «властную вертикаль» вышележащие социальные слои строились по родовому принципу, и благодаря особенностям наследственности или женским капризам, во всех слоях властной вертикали присутствовала оптимальная смесь людей с нарративным и дискурсным мышлением. Потому по всей властной вертикали действовали силы, эту вертикаль разрыхляющие, и организующие в ней восходящие потоки.

Страницы: 1 2 3 4

5 комментариев на “Побежденный нарратив”